«Сколько стоит человек»

«Сколько стоит человек»
Kersnovskaya_Yo_Do_Not_Want_to_Work_9_29

Рукопись Евфросиньи Керсновской

Дней пять назад, начав подготовку к сегодняшнему размышлению, я вспомнила о Евфросинье Керсновской и ее книге «Сколько стоит человек». Ответ на вопрос о ценности человека она дает в 7-й тетради: Человек стоит столько, сколько стоит его слово. (пазл 1-ый)

Прошлой весной, посещая Музей памяти жертв политических репрессий в п. Долинка, я записала в блокнот несколько воспоминаний из 16-го зала «Имена и судьбы», и уже начала расшифровывать стенограммы, которые трогают меня до слёз при каждом чтении. (пазл 2-ой)

Вчера, 30 октября, в России отмечали День памяти жертв политических репрессий, а в Церкви – память бл. Алексия Зарицкого. И когда я просматривала страницу Размышлений Вконтате, то у одного из подписчиков увидела ссылку на статью «Лютый холод АЛЖИРа». (пазл 3-ий)

Каждый раз, встречаясь с тайной страдания невинных, я задаю вопрос, которым начинается сегодняшнее Первое чтение: «Неужели Бог отверг народ Свой?» (Рим 11, 1) (пазл 4-ый)

Пазлы совпали, и я решила, что поделюсь с вами записями из моего блокнота.

А эпиграфом пусть будет стихотворение Руфи Тамариной, которое она написала в том самом Кенгире, за 6 лет до восстания…

Быть современником эпохи,/ Жить соучастником ее,

Величия вбирая крохи/ В свое земное бытие.

Все наблюдать, понять, осмыслить/ И ничего не воссоздать…

Казенной миской щей прокислых/ Утробу жадную питать.

Взметаться ввысь и падать духом,/ С тоской безмерною дружить

И в вольный мир прийти старухой/ С осколками взамен души?

Какая жалкая судьбина!../ Верблюды. Степь. Двадцатый век.

И под штыком киркует глину/ Полупещерный человек…

Но мы недаром дети века –/ Умеем временем дышать:

Быть – не рабом, но – Человеком,/ Нас и штыками не лишат!..

(п. Кенгир, г. Жезказган, 1948-49)

Это стихотворение, как и следующие ниже свидетельства, — из «параллельного мира», в котором…

Вместо имени у человека был номер,

Вместо биографии – личное дело,

Вместо профессии – рабский труд,

Вместо награды – наказание,

Вместо наказания (например, за подлость или предательство) – поощрение,

Вместо плеча – локоть,

Вместо пищи – отбросы,

Вместо отдыха – тяжелое забытье или невозможность забыться,

Вместо любви – ненависть,

Вместо надежды – жажда мести,

Вместо веры – идеология,

Вместо поэзии – сочинения вождей,

Вместо музыки – стоны…

Но и в таком «параллельном мире» множество людей сумели сохранить своё имя, достоинство, творчество, смысл жизни, веру, надежду и любовь…

Человек стоит столько, сколько стоит его слово…

bsl_1679_dsc-6875---version-2

Музей памяти жертв политических репрессий в п. Долинка. Зал 16. Имена и Судьбы.

«В канун Нового 1935 года моя Лёна возвратилась с работы с явным волнением и сообщила об аресте двух своих сослуживиц. Я понял, что она ожидает своей очереди. Ждать долго не пришлось. В середине января в час ночи позвонили в квартиру. Мы еще не спали, это было накануне выходного дня, скорее всего 17-го числа. Вошли трое: женщина с отвратительным лицом (я вспомнил, что встречал таких чекисток), чекист небольшого звания и красноармеец, остававшийся до конца процедуры обыска в коридоре. Не стану описывать, как эти два субъекта – мужчина и женщина – ковырялись в наших вещах… как пришлось мне взять на руки посапывающего крепко (слава Богу!) трехлетнего сына, чтобы в его кроватке могла копаться эта омерзительная женщина. Слишком отвратительно было всё. Инсценировка продолжалась долго, почти до утра.

Потом… Потом – всё. Я в последний раз видел лицо своей Лёны. Мы простились, она с грустью улыбнулась, все ушли. Было, наверное, около шести часов утра. Типочка еще спал; я лег, но глаз не сомкнул. Няня пошла на кухню ставить чайник. Постепенно стали вылезать из своих комнат жильцы. В кухне зажигались керосинки и примусы, начинался московский выходной день». (Сергей Раевский)

«31 декабря я надела своё любимое платье. Настроение было ужасное, но 1938 год я хотела встретить как подобает. Александра и Станко были мне рады, стол был прекрасный…

Сначала мы старались ободрить друг друга, разговаривая о всяких безобидных вещах, но из этого ничего не вышло: последние события были ужасны, они камнем лежали на душе. В последний вечер этого кошмарного года мы вспоминали арестованных или бесследно исчезнувших родственников и друзей…

Станко включил радиоприемник, встал, натянуто улыбнулся и сказал: Дорогие друзья, давайте закончим этот год ужасов с надеждой и верой в то, что следующий год будет счастливей, и страшные события 1937-го канут в небытие…

А в 5 утра первого дня 1938 года в дверь позвонили.

-Кто там?

-Горничная. Откройте. Срочная телеграмма.

Я чуть приоткрыла дверь, ее кто-то резко распахнул снаружи. В комнату вошли двое в форме. Заперли дверь. Один рявкнул: «Где оружие?» «У меня в жизни не было оружия,» — ответила я.

Один схватил мою сумочку, второй велел быстро одеваться. Я сказала, что не могу одеваться при них, но выйти они отказались. Молча смотрели, как я одеваюсь. Вот, значит, какие они, чекисты, и вот как происходит арест! Через 2 минуты мы спустились по лестнице и сели в грязный старый «форд». Все произошло так быстро, я и опомниться не успела. Лишь когда машина тронулась, я с ужасом поняла, что настал и мой черед». (Айно Куусинен)

«На другой день после возвращения в Москву за мной пришли. Смешно сейчас вспоминать, но первые мысли были: все материалы съезда у меня, съезд стоил 50.000 рублей. Вся работа в набросках, всё пропадет, никто не разберет моих записей. Пока длился 4-хчасовой обыск, я приводила в порядок материалы, и пока я писала, мне казалось, что ничего не случилось, что я кончу работу и передам ее, а потом мой нарком скажет: «Молодец! Вы не растерялись, не придали значения этому недоразумению!..» Проводивший обыск следователь наконец надо мной сжалился: «Вы бы лучше попрощались с детьми…» — сказал он… Я вошла в детскую. Сын сидел в постельке. Я ему сказала:

-Я уезжаю в командировку, сыночек, оставайся с Марусей, будь умным.

Губки его искривились:

-Как странно! То папа уехал в командировку, теперь ты уезжаешь, а вдруг уедет и Маруся – с кем же мы останемся?

Я поцеловала его худенькую ножку…» (Ольга Адамова-Слозберг)

В 16-м зале Долинского Музея фотографии и имена узников Карлага: бл. Алексий Зарицкий (память 30 октября), Лев Гумилев, Николай Заболоцкий, Александр Есенин-Вольпин, Вера Ермолаева, Сергей Колесников, Николай Тимофеев-Ресовский (Зубр), Анна Тимирёва-Книппер, Андрей Туполев… Тысячи имён – известных более или менее, чем перечисленные выше.

Пусть даже они не сами выбрали это «последнее место», но своими страданиями они стали ближе Тому, Кто сказал: «Всякий, возвышающий сам себя, унижен будет; а унижающий себя возвысится». (Лк 14, 11)

с. Наталья Ивашковская   SJE, Караганда

Ответов: 2 »

  1. Слава Иисусу Христу!
    Жуткие времена и жестокие события были, есть и, к сожалению, будут для смирения. Конечно это обобщенное высказывание. Но…в наше время,когда вера не преследуется так жестоко, и много христианских организаций свободно работают в благих направлениях в рамках закона и государства, и в законах заповедей для достижений поставленных целей своей организации. Прослеживается та же тенденция, только местного характера, личность человека учитывается только в решениях руководителей и установленных правил.»Цель оправдывает средства». Исключений быть просто не должно. Это и в мирских и церковных организациях на одном уровнем.
    Утешение только в одном — Бог все видит, и если тебе это послано — значит так надо..
    Трудность — в любви к ближнему, ведь он исполняет свою работу.
    Смирение? Хорошая школа! Легче принять свои ошибки, свои скорби.А руководство…будем учиться.
    Так, что последнее место — есть самый уютный уголок.Сиди и молчи.

    Слава Богу за все!

  2. Молиться надо также за то, чтоб все эти бедствия не повторились на, казалось-бы, спокойных и узнаваемых краевидах родных нам стран бывшего большого союза.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *