Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё

Кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё

jesusЗах 2, 10-13
Лк 1
Мф 12, 46-50

В Евангелии от Матфея 12,46-50 «Вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои?».

«В то время: Когда Иисус говорил к народу, Матерь и братья Его стояли вне дома, желая говорить с Ним. И некто сказал Ему: вот, Матерь Твоя и братья Твои стоят вне, желая говорить с Тобою. Он же сказал в ответ говорившему: кто Матерь Моя? и кто братья Мои? И, указав рукою Своею на учеников Своих, сказал: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Отца Моего небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь».

Сегодня мы читаем отрывок из евангелия, который может показаться, довольно жёстким, особенно по отношению к Матери Иисуса. Для современного менталитета, видящего только в земных почестях знак признания заслуг, кажется, что Иисус отвергает, в какой-то степени, достоинства Марии. Однако Иисус не презирает Свои кровные узы, на самом деле, Он даёт им большее значение. Он не предаёт Свою мать – Он Сам желает, чтобы Она была рядом, до наивысшего момента Его смерти на Кресте. Но Его миссия — это создание новой семьи, чьи связи не по крови; в Нём мы все становимся братья и Дети Божьи. Таким образом, мы признаём, что существуют связи, которые выходят далеко за пределы плоти и крови, что есть ценности, которые превышают временную моду, и что наша привычку возможно превзойти, если обратить наш взгляд в сторону Господа.

И потом… «кто любит Меня, тот соблюдёт слово Моё; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придём к нему» (Ин 14, 23). Иисус еще раз утверждает, что истинное родство с Ним не рождается от только кажущегося и мимолетного членства, но формируется и основывается на слушании Его и Отца. Основывать родство на практическом слушании становится стилем матери, брата и сестры Иисуса. Поэтому истинные родственники Иисуса не те, что хотят поговорить с Ним, но, прежде всего, те, кто желает слушать Его.

Мы тоже, часто, как родственники Иисуса, ожидаем возможности поговорить с Ним или обратиться к Нему с просьбой, забывая научиться слушать. Иисус обновляет Своих родных, помогая им перейти от искателей к слушателям Его и Отца.

Сестра Ассунта Скопеллити, MSC

Один отввет »

  1. Этот комментарий я написала на размышления отца Иринея от 01.11.2016 «Как стать святым». Вовремя опубликовать не получилось, а потом уже не было желания. Но душевный разлад, состояние какой-то неопределенности остались, а размышление сестры Ассунты всколыхнуло это заново. Ну, раз так, — наверное пора высказаться. Итак: миряне — это тоже братья и Дети Божьи, или всего лишь их попутчики? Быть мирянином — это родство или членство в Церкви? И возможно ли мирянину перешагнуть из членства в родство, оставаясь при этом мирянином до скончания века?

    Внутренняя надежда на жизнь вечную действительно, как тогда писал отец Ириней, часто разбивается о некий стереотип святости, в данном случае сложившийся за полтора тысячелетия. В рамках этого стереотипа слова о святости в миру из уст клира кажутся попросту натянутыми, если не фальшивыми. Это как один священник использовал образ лодки с мирянами, спешащей на помощь лодке с клиром. Наверное, это был комплимент мирянам. А мне казалось, что если мы действительно единая Церковь, если мы все призваны к пути святости, то в этих лодках мы должны были бы быть вперемешку. Хорошо, если у руля — клир, на веслах — миряне, но в одной лодке. Разделение же по разным лодкам — показатель того, что, что бы ни говорилось о святости в миру вслух, внутри клир отделяет себя от мирян. Канонически признанных святых матерей крайне мало, и о большинстве из них пишется «монахиня», т.к. они хотя бы закончили свой путь в монастыре. Тогда действительно ли материнство — это путь святости, или в глубине души мы все думаем немного иначе и стремимся немного к другому? Что-то я ни разу не встречала монахиню, мечтающую о материнстве, как о пути святости. Как о личном женском счастье — может быть, но не больше. Среди тех, кого беатифицируют — большинство клир, такое ощущение, что мирян выискивают с трудом и только потому что «надо». А бывает, что их имена никогда не упоминаются, как например святых корейских мучеников при священнике Андрее Киме Де Гоне, этакая святость без имени. Или еще иногда говорится о незаметных святых в миру. Для меня это звучит, как похвалы платью голого короля: его никто не видит, но при этом все рассыпаются ему в похвалах. Их имена тоже вписаны на Небесах, даже если для Церкви они остаются не то, что безымянны, но даже безлики?

    А чего стоят, например, термины «мирянин» и жизнь «посвященная Богу»? Почему прямо внутри Церкви мы противопоставляемся, как или-или? Если жизнь мирянина не была посвящена Богу в Крещении, во что нас тогда крестили? Почему за Божьей трапезой — Литургией — нас причащают только Телом, мы хуже Иуды? Это выглядит, как если бы Иисус, обмакнув, подал хлеб исключительно Иоанну, ибо остальные недозрели до стояния под Крестом. Почему Тело нам дают в рот, а не в руку, мы настолько недееспособны? Каждая литургическая подробность подчеркивает, что «миряне» — либо люди, которым не доверяют, т.е. по сути чуждые клиру, либо духовные младенцы, но при этом от нас всерьез ожидается мужество взрослых. Собственно, иногда мне кажется, что никто и никогда не задумывался всерьез, что же за воля такая может быть у Бога по отношению к обычному мирянину, кроме как «честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь…», т.е. другими словами оставаться за порогом круга слушающих. «Есть Божья воля, направленная индивидуально, а есть общая — исполнение Заповедей, например»,- как-то так было сказано мне однажды, и жалостливо-снисходительный взгляд поставил меня на моё ветхозаветное место. Но тогда зачем говорить той же мне об ученичестве, о поиске Божьей воли, о слушании и слышании, если в отношении меня и так понятно, что лично обо мне Бог уже никогда не захочет высказаться? Или все эти разговоры направлены исключительно на молодежь, на выделение орлов из общей массы кур (такое сравнение — не моя выдумка, это было на вполне серьезном католической сайте, более того, это публиковались материалы реколлекций). Много ли в этом сравнении элементарного уважения клира к мирянам, или всё-таки невозможно орлам уважать кур, а пастухам — овец и пастушьих псов? А если к нашему пути нет уважения прямо внутри Церкви — действительно ли он приводит к святости? Намного чаще мне кажется, что мы — какой-то балласт, с которым никто не знает, что делать, и хоть как-то пытаются к чему-нибудь приспособить, как во времена моего детства пытались приспособить в хозяйстве совершенно бесполезную «нагрузку», которая обязательно прикладывалась к чему-то дефицитному.

    Такая отстраненность, неуважение к иному пути, разные лодки — норма, если речь идет о пути добрых и пути злых. Но почему мирян однозначно сравняли с нехристианским миром, почему их так легко отдали миру, почему клир интересуют только призвания посвященной Богу жизни? -Мы, что, посвящены миру?!- возмутилась я однажды одному весьма уважаемому мною священнику. -Да!- не моргнув глазом ответил он мне. Он даже не сделал паузу, чтобы подумать, для него ответ был совершенно очевиден. Тогда о какой святости нам рассказывают?!

    Всё вышеизложеное исключитально мои затруднения, не претендующие на истину, поиск ответа, а не ответ. И прошу общественность меня за этот поиск не убивать — я не враг Церкви. Пожалуй, эти рассуждения сродни тому, как если бы Мать и братья Его обиделись и ушли, чувствуя себя лишними в новой семье Иисуса. Доминик, я всё время вспоминаю здесь Вас и Вашу тревогу. И снова повторю: уход явно был бы ошибкой, но иногда действительно очень трудно увидеть себя в Церкви чем-то иным, чем не нужной Богу «осетриной второго сорта». Иногда мне начинает казаться, что миряне и клир — параллельные друг другу, не связанные никакими родственными отношениями формации. Иногда мне кажется, что миряне-это рыба, выброшенная на берег, на которую у рыбаков попросту не хватает ни желания, ни сил, он слишком заняты своей собственной рыбалкой. Остается только надеяться, что у Бога действительно никто не оставлен, потому что при всем вышеизложеном я верю в пути святости для мирян, неизведанные, неоткрытые, незначительные, обременяющие орлов, но существующие, в отличие от платья голого короля. Наверное, так появился протестантизм: ни орлы, ни куры, им просто не нашлось места внутри Церкви. Они сделали свой выбор и ушли. Нам надо шагнуть через отчуждение и непонимание и остаться.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *